Дело «болотника» Панфилова: письмо уполномоченному по правам человека

«Болотник» Максим Панфилов переведен из СИЗО в Институт имени Сербского для прохождения стационарной психолого-психиатрической экспертизы. Его адвокаты бьют тревогу: у Панфилова, страдающего синдромом Туретта, участились приступы, его состояние резко ухудшилось.

«Мне здесь очень плохо. Спать я не могу. Таблетки дают, но они не помогают. Следователь последний раз приходил 31 мая (за все время ареста следователь был у Панфилова всего четыре раза. — Открытая Россия), — говорил Максим, размахивая руками и дергаясь всем телом, когда в последний раз я видела его в СИЗО-5, откуда его 26 июля перевели в Институт имени Сербского.

Психолого-психиатрическая экспертиза была назначена Панфилову еще в июне 2016 года, но в СИЗО очень долго не могли взять у него необходимые анализы. Только после вмешательства ОНК Максима наконец отправили на экспертизу.

«Положили его в Сербского на 28 дней, — рассказал адвокат Сергей Панченко. — Терапии лишили полностью «для чистоты эксперимента». Состояние его плохое: длительные приступы по несколько минут непрерывно. Жалуется на постоянное чувство голода. Кормят, говорит, хорошо, но очень мало. Жалуется, что врачи подозревают в нем симулянта и прямо ему об этом говорят. Следователь разрешил защитникам присутствовать при производстве стационарной экспертизы, но непонятно, как это практически будет выглядеть. Ситуация с участием защиты в стационарной экспертизе законом предусмотрена, но редко осуществляется. Нас, например, никто не пригласил на беседы Максима с врачами. Право присутствовать у нас есть, но по закону никто уведомлять нас не обязан».

Омбудсмен как последняя инстанция

Максим Панфилов был арестован 8 апреля 2016 года Басманным судом. Адвокаты предоставили суду документы, подтверждающие, что он может находиться под домашним арестом в квартире, где никто не прописан. Согласие собственника квартиры на его проживание, просьба депутата Госдумы Дмитрия Гудкова отпустить Максима из-под стражи под его личное поручительство — все эти просьбы были проигнорированы.

Арест Панфилова продлен Басманным судом до 5 сентября. Защитники уверены: по состоянию здоровья Максим не может содержаться под стражей. Они обратились к уполномоченному по правам человека Татьяне Москальковой с просьбой поддержать их ходатайство о замене ареста на меру пресечения, не связанную с лишением свободы, а в ответ получили отписку из аппарата омбудсмена.

Адвокаты считают, что содержание Максима под стражей может расцениваться как нарушение статьи 3 Конвенции по правам человека и основных свобод.

«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию, — написали они Татьяне Москальковой. — Наш подзащитный, насколько он мог по своему психическому состоянию, уже дал показания по существу дела, тем самым дальнейшее его содержание под стражей не только не гуманно, но и вообще в настоящее время лишено какого-либо смысла». Адвокаты настаивают, что суд при рассмотрении вопроса о мере пресечения должен был руководствоваться принципом гуманизма и учитывать диагноз Панфилова, и подчеркивают, что на протяжении четырех лет он проживал по месту регистрации и не пытался скрыться.

Кроме того, защита отмечает, что статья 6 параграф 2 Европейской Конвенции не позволяет обращаться с обвиняемым, будто он уже признан виновным: содержание под стражей как предварительная мера пресечения фактически превращается в форму отбывания наказания.

«Мы считаем, что дальнейшее содержание Панфилова М.А. под стражей будет представлять реальную угрозу его здоровью, поскольку он не получает в условиях следственного изолятора надлежащего лечения по имеющимся у него заболеваниям и состояние его здоровья неуклонно ухудшается, — говорится в письме. — Выделяемые ему лекарственные препараты не могут обеспечить надлежащий терапевтический эффект ввиду объективного отсутствия в условиях СИЗО надлежащих медицинских препаратов и условий для лечения больных, страдающих такого рода заболеваниями».
 

Отписка из аппарата уполномоченного по правам человека

Ответ из аппарата уполномоченного по правам человека за подписью заместителя начальника отдела защиты прав человека при уголовном преследовании Т. А. Загхм выдержан в лучших традициях бюрократии: в нем по сути разъясняются азы УПК и УК. «С жалобами на нарушение закона в ходе предварительного следствия по уголовному делу, в том числе по поводу подследственности уголовного дела, вы как адвокат вправе самостоятельно обратиться к руководителю следственного органа (руководителю следственного управления), прокуратуру или в суд», — гласит ответ. Подчиненный Москальковой напоминает адвокатам, что «в соответствии со ст. 120 Конституции РФ какое-либо вмешательство, в том числе уполномоченного в рассмотрении судами ходатайств стороны защиты по вопросам изменения меры пресечения не предусмотрено УПК».

Это довольно странное утверждение, поскольку известно множество случаев, когда российские омбудсмены Владимир Лукин и Элла Памфилова поддерживали ходатайства адвокатов, присылали своих сотрудников на судебные заседания, и их поддержка достигала цели. Например, другой «болотник» Николай Кавказский был освобожден из под стражи Верховным судом РФ именно при поддержке Владимира Лукина, который поддержал ходатайство его адвокатов об изменении меры пресечения.

Татьяна Москалькова, которая вместе с членами ОНК 1 июня посещала женское СИЗО-6, спрашивала у обвиняемых, чем она может им помочь, и просила присылать ей заявления. Вскоре после своего назначения на должность омбудсмена она собирала у себя представителей разных правозащитных организаций и обещала неформально подходить к их просьбам. Я присутствовала на той встрече и говорила о Максиме Панфилове. Его случай, безусловно, требует именно такого неформального подхода.

А уж последнее нравоучение сотрудника аппарата выглядит и вовсе издевательски: «По вопросам оказания медицинского лечения и уточнения диагноза, имеющегося у него заболевания Панфилов может обратиться к руководителю медицинского подразделения следственного изолятора».

Чем подобные отписки из аппарата главного правозащитника страны отличаются от отписок из следственных управлений, прокуратуры и ФСИН?

Надеюсь, Татьяна Москалькова отреагирует на письмо его адвокатов сама — как правозащитник, а не как бюрократ. Тем более, что в московских изоляторах по-прежнему перелимит: в СИЗО-5, куда Максим Панфилов вернется после Института имени Сербского, более 300 заключенных не имеют спального места и спят по очереди.

Зоя Светова, «Открытая Россия»